Комментарий к статье в газете «Коммерсант» - События

Комментарий к статье в газете «Коммерсант»

10 октября 2016—10 октября 2016

Администрация Русского музея и кураторы выставки «Василий Кандинский и Россия» подготовили ответ на статью в газете «Коммерсант» от 26.09.2016.

Наверное, можно бы и безразлично промолчать, прочитав странный отзыв Киры Долининой в газете «Коммерсант» о выставке Василия Кандинского, открывшейся в Русском музее две недели назад. Но очень уж очевиден высокомерно- неуважительный тон рецензента при не вполне профессиональных суждениях о материале.. Конечно, Кира Долинина считает, что она знает о Кандинском больше и лучше устроителей выставки. Еще бы! Она ведь прочла книгу Валерия Турчина «Кандинский и Россия»,  полагает это достаточным для обоснованности своих оценок. Однако далеко не все зрители читали даже книгу Турчина, не говоря уж о других работах о Кандинском – разнообразных статьях, собственных высказываниях художника и так далее. Видимо, журналист считает, что подробно и глубоко владеть материалом вовсе и не обязательно, чтобы судить о выставке.

Если бы Кира Долинина углубилась в написанное о Кандинском, то, наверное, в ее опусе в газете «Коммерсант» не было бы ошибок, умолчаний, путаницы, которые выдаются за суперпонимание не только художника, но и идеи выставки. Приведем всего лишь несколько примеров. Упорно связывая творчество Кандинского с Германией, Долинина, видимо, не знает, что Кандинский начал экспонировать свои работы в России еще в середине 1900-х годов. Кроме того, от его экспедиции в Вологодскую губернию в 1889 году остались не только статьи об увиденном, но наброски, записи, свидетельствующие об активных размышлениях, в том числе и художественных. Он зарисовывал орнаменты прялок, деревянных деталей домов. Позднее, в «Ступенях», художник описал, какое сильное влияние оказали на него эти изделия народных мастеров. Долинина приводит цитату о «желто-серых лицах» жителей деревень, увиденных Кандинским. Но намеренно или по забывчивости не вспоминает самый яркий текст из «Ступеней», в котором художник признается в том, что именно в крестьянской избе он впервые «вращался в картине»: «Когда я, наконец, вошел в горницу, живопись обступила меня, и я вошел в нее. С тех пор это чувство жило во мне бессознательно <…> Вероятно, именно путем таких впечатлений во мне воплощались мои дальнейшие желания, цели в искусстве. Несколько лет занимало меня искание средств для введения зрителя в картину так, чтобы он вращался в ней, самозабвенно в ней растворялся <…>».

Именно потому введение в экспозицию выставки раздела предметов народного искусства — это ход, но не формальный и не легкомысленный, а специальный, намеренный, поскольку российские зрители еще меньше, чем любые зарубежные, знают и помнят о корнях Кандинского, которым он посвящает многие страницы в своих воспоминаниях. И устроители таким образом надеются приблизить абстракции Кандинского к зрителям, не всегда их понимающим. Странно, как же этого не заметила Кира Долинина, если она читала тексты Кандинского, в том числе о Москве: «Москва: двойственность, сложность, высшая степень подвижности, столкновение и путаница отдельных элементов внешности, в последнем следствии представляющей собою беспримерно своеобразно единый облик, те же свойства во внутренней жизни, спутывающие чуждого наблюдателя (отсюда и многообразные, противоречивые отзывы иностранцев о Москве), но все же в последнем следствии — жизни, такой же своеобразно-единой. <...> Эту внешнюю и внутреннюю Москву я считаю исходной точкой моих исканий. Она — мой живописный камертон. Мне кажется, что это всегда так и было и что благодаря — с течением времени приобретенным — внешним формальным средствам я писал все ту же «натуру», но лишь форма моя совершенствовалась в своей большей существенности и в большей выразительности…». Разве не яснее для зрителя становятся полотна художника, особенно те, в которых просматриваются элементы московской церковной архитектуры?

И ничего нет странного в том, что устроители выставки Кандинского в подтверждение суждений художника о своих корнях вводят в экспозицию подтверждающий их изобразительный материал и тексты самого автора. Думается, что далеко не все даже ценители и любители искусства знакомы хотя бы с книгой Валерия Турчина. О многих других художниках написаны значительно более подробные и обоснованные монографии. Вряд ли это означает, что им не надо  посвящать выставки.

Несколько слов о «явных» и «совсем не явных» попутчиках» Кандинского. Среди показанных на выставке работ в разделе «Салон Издебского» и «Синий всадник» экспонируются произведения художников, входившие в каталоги этих объединений и участвовавшие в выставках. Разве это не важно и не интересно - обозначить, в каком контексте существовал Кандинский? Разве это не способствует более глубокому и разностороннему пониманию его творчества? Той же важной цели служат разделы экспозиции, где рядом с работами Кандинского, посвященными сказочным средневековым или символистским мотивам, показаны картины и акварели Рериха, Поленовой, Стеллецкого - они также составляют среду, в которой реально формировался Кандинский.

По поводу «экспортного» характера проекта, «похожего по составу на выставку Русского музея в Рио-де-Жанейро», то Кира Долинина наверняка не видела экспозицию в Бразилии и, возможно, именно потому основательно ошибается. Это, конечно же, абсолютно разные выставки. Но дело даже не в этом. А почему, собственно, нашему зрителю не показать то, что видят зарубежные любители искусства? Ведь и в России, и за рубежом концепция выставки, за мелкими и не очень значительными подробностями, определяется объективным характером художественного материала.
  
Теперь об абстракции Кандинского, которая, по мнению Долининой, «родилась на баварских холмах» - красивая, но очевидно неточная формулировка, основанная на заметных преувеличениях и смешении фактов и понятий. Еще раз обращаем внимание Долининой на тексты о Москве и другие высказывания художника.

Что касается «национализации работ Кандинского»: автор статьи, видимо, не вполне информирована, что Кандинский, игравший огромную роль в организации Музея живописной культуры (Москва), очень заботился, чтобы в том числе и его работы попали в русские музеи, в частности провинциальные. Так что и в вопросе о «национализации» Кира Долинина не учла, что Кандинский до отъезда, действительно, крепко был связан с российской культурой и Россией. Видимо, сама журналистка, претендующая на роль безапелляционного художественного критика, мягко говоря, далеко не все прочла из самого Кандинского и из написанного о нем, чтобы считать себя вправе столь категорично судить о том, с чем сама не очень подробно знакома. Как-то это не по-интеллигентски. Да и пренебрежение по отношению к тем, кто честно и увлеченно работает для просвещения публики, и к самим посетителям выставок, которые, судя по бесчисленным отзывам куда более понятливо и благодарно воспринимают эти усилия, - отнюдь не самое сильное и уважаемое качество журналиста.

Администрация Русского музея и кураторы выставки «Василий Кандинский и Россия»

Статья в газете «Коммерсант» от 26.09.2016